По Мыслящим Королевствам - Страница 86

Высунувшись из пещеры, он в изумлении замер, разинув рот, и уставился широко раскрытыми глазами на небо, на землю, на окружающие горы. Воздух был по-прежнему ледяным, и снег падал, как и раньше.

Но снежинки танцевали.

Не метафорически, не в смысле какого-нибудь поэтического иносказания, а по-настоящему.

Напротив входа в пещеру две тройные спирали ледяных кристаллов закручивались друг вокруг друга, волнообразно извиваясь и кружась, словно секстет белесых змей. Кружащие объятия спускали снег с неба на землю широкими обвислыми белыми лентами. Рядом рассыпчатая крупа падала листами. Точнее говоря, не слишком сильно, но настоящими листами — один слой ложился поверх другого ледяного слоя прямоугольной формы, высыпавшегося вниз из невидимых облаков, а между ними были перемежающиеся слои прозрачного воздуха. Опустившись, они перепархивали из стороны в сторону, словно квадратные птицы.

Отдельные снежинки метались во все стороны, тщательно избегая столкновений друг с другом, как будто миллиард танцоров, направляемых балетмейстером. В воздухе прыгали миниатюрные снежки, а сотни хлопьев соединялись вместе, образуя другие, во сто крат увеличенные многоконечные хлопья. Достигая какой-то неизвестной критической массы, они с глухим ударом шлепались в свежие сугробы, окаймлявшие ледяной ручей, что бежал через узкую долину, и пробивали в снегу недолговечные отверстия в форме звезд.

Снег падал квадратами и шарами, октаэдрами и додекаэдрами. Снежные ленты Мебиуса заворачивались внутрь себя и исчезали, а снежные стрелы пронзали сердцевины снежных тороидов. И сквозь снежную пелену пробивался свет — солнечный свет, чистый и непрерывный, лился сверху. Он согревал лицо, руки, одежду, выгоняя из костей парализующий холод.

Все это — завихрения и воронки, гигантские плотные снежки и отдельные хлопья — плясало под музыку тоненькой костяной флейты, находившейся в умелых руках Этиоля Эхомбы.

— Ну, пошли! — воскликнул пастух, оглянувшись на Симну, который с открытым ртом стоял и глядел на всепоглощающее белое чудо. — Не будем терять времени. Я ведь не могу играть вечно. — Он улыбнулся той теплой, понимающей и ободряющей улыбкой, которую северянин так хорошо знал. — Как ты совершенно правильно и непрестанно указывал на протяжении нескольких последних дней, здесь весьма холодно. Если у меня закоченеют губы, то я не смогу играть.

Как будто в подтверждение серьезности слов пастуха в ту же минуту вокруг снова начался буран, снег стал ровно и скучно падать с небес, а солнце полностью скрылось.

— Пора бы тебе, братец, уже понять, что меня слушать нечего. Продолжай играть, продолжай! — Симна полез через сугpoбы, догоняя друга.

Повернув на север, Эхомба снова приложил флейту к губам и начал дуть. Его проворные пальцы бегали по поверхности инструмента, ритмично открывая и закрывая высверленные дырочки. Благозвучная музыка, вновь наполнившая воздух, была легкой и почти изысканной. Это развеселило буран, и снежинки отозвались. Как раньше, буйство фантазии охватило погоду, изгибая и искривляя все вокруг тысячами восхитительных форм, возникающих всего лишь из замерзшей воды.

Путешественники продвигались вперед, а пастух с помощью своей музыки продолжал ваять из метели поразительные формы, бесконечно причудливые и полные очарования. Но сколь ни поразительно было это зрелище, спутникам Эхомбы гораздо больше радости доставляло солнце, лучи которого пробивались вниз. Через некоторое время Симна понял, что уже может снять кое-какую одежду. Алита делал прыжок и отряхивался, прыгал и отряхивался, покуда даже кончики его гривы не обрели былой пушистости.

Что же до Хункапы Аюба, то он плясал и вертелся с не меньшей радостью, чем снег, и его лицо излучало блаженство. Однако даже в этом состоянии он был не настолько рассеян, чтобы не замечать дороги. Здесь, заявлял проводник, указывая на особенно большую глыбу гранита, нам надо повернуть налево, а тут мы на время оставим речку и проберемся по откосу.

Идти путешественникам было все легче, хотя остановиться и перевести дух по-настоящему они не могли. Симна пристально следил за долговязым другом, отлично помня предупреждение Эхомбы. Как долго он сможет дуть в эти флейту? Ходьба и игра, каждая в отдельности, требовали сил и выносливости, а того и другого у членов маленькой экспедиции было немного. Эхомба не являлся исключением. Как и все, он замерз и устал. Обманчивые остатки энергии позволяли ему продвигаться вперед, однако пастух не бессмертен; без пищи и отдыха он неизбежно свалится от истощения.

Несмотря на то что солнце продолжало выглядывать из-за спиральных столбов танцующего снега, Симна остро чувствовал присутствие огромных тяжелых туч над головой. Лишившись вдохновляющей музыки, снег, валивший из этих облаков, снова ляжет плотным, липким покровом, из которого, возможно, нельзя будет выбраться. Он желал своему высокому другу сохранить как можно больше сил и пытался припомнить давно забытые мелодии народных песен на тот случай, если музыкальное вдохновение начнет покидать пастуха.

Эхомба играл на протяжении оставшегося утра и весь день. Осознавая зыбкость своего положения, путешественники не остановились, чтобы пообедать, но продолжали идти. Они решили передохнуть, когда отдых потребуется Эхомбе. До тех пор было значительно важнее продвигаться вперед, нежели есть. Их тела взывали о пище, которую можно переработать в тепло, однако путники не обращали внимания на требования своих желудков. Потом будет достаточно времени для чревоугодия. Потом, когда они целыми и невредимыми спустятся с гор, будет достаточно времени для всего.