По Мыслящим Королевствам - Страница 39

Эхомба смотрел, как собака-ведьма лапами передвигает все это в определенном порядке: кости туда, палку сюда, мячик на свое место, кожаный ремешок свернут, а корешки аккуратно все обрамляют. Подвигав предметы носом туда-сюда, собака закончила приготовления. Когда все было в порядке, она легла на живот, запрокинула назад голову и начала негромко рычать и повизгивать. Спящие Симна и Алита даже не пошевелились, но снаружи донеслось завывание волков, чей сон был потревожен. Эхомба ощутил в глубине души какое-то смутное беспокойство, некое примитивное и древнее чувство, которое отчетливо говорило о многовековой связи между собакой и человеком.

Повизгивание и подвывание Роили варьировались каким-то таким образом, как Эхомба никогда раньше у собак не слышал. Это был не язык в том смысле, как он его понимал, а что-то более глубинное и в своем роде не менее сложное. Здесь содержалась мудрость, недоступная людям, сокровенные знания существ, передвигавшихся на четырех конечностях, а не на двух. Мудрость запахов, которых человеку никогда не узнать, и небывалой остроты слуха. С таким опытом и такими чувствами доступны иные знания, и Роили ими владела.

Внутри раскаленных недр камина что-то щелкнуло, отчего подпрыгнул мерцающий уголек. Описав над очагом полукруг, он упал посреди разложенных предметов. Тоненькая струйка дыма поднялась там, где он лежал. Дымок тут же превратился в облачко, которое заволокло ясные глаза овчарки, а затем и Эхомба оказался окутанным им.

Он всегда бегал быстро, но теперь, казалось, без всяких усилий летел над землей быстрее парящего орла. Мимо проносились деревья и валуны, кусты и цветы, цветы — на уровне плеч, а деревья — словно колоссальные невозможные башни, подпирающие небо. Каждое чувство обострилось до такой степени, о какой он раньше не имел представления, так что даже отдаленные запахи, звуки и образы грозили подавить способность мозга к восприятию.

Легкий, но отчетливый аромат заставил его свернуть влево.

Запах мгновенно усилился, и в ту же секунду стайка куропаток выпорхнула из куста. Он рванулся за ними, однако скорее из инстинктивного желания поиграть, нежели убить, поскольку не был голоден. Приблизившись к маленькому ручью, он утолил слабую жажду и был поражен отчетливостью каждого глотка, пронзительным холодом воды в горле и разнообразными привкусами, различимыми в этой мягкой воде.

Отдаленный гул заставил его поднять от ручья морду, по которой стекала вода. Повернувшись в направлении звука, он навострил уши. Когда гул повторился, он со всех ног кинулся в ту сторону.

Его невероятно чувствительные ноздри наполнил новый запах, острый и сильный. Нечто подобное ему встречалось раньше. Но он так спешил за тем звуком, что не стал вспоминать.

Что-то темное, гибкое и мускулистое возникло из-за ближайшего куста. Ошеломленный этим внезапным появлением, он ощетинился и оскалился. Но тут же успокоился. Фигура, хотя выглядела крупнее и сильнее, была знакомой. Пораженные несообразностью положения, они оба долго смотрели друг на друга. Потом одновременно повернулись и, не обменявшись ни единым словом, побежали бок о бок по следу звука.

Оно появилось так внезапно, что ни один из них не сумел ни изменить направления, ни отступить. Неясно вырисовываясь за деревьями, оно надвигалось, словно закипевший вспененный поток. Лишенное запаха и отвратительное с виду, оно затопляло деревья и сеяло смерть. Эхомба и его спутник повернулись и попытались бежать, но было слишком поздно — зловещая пустота поглотила их обоих. Обостренные чувства, обладателем которых он стал, исчезли: острое зрение, изощренный слух, тонкий вкус. Осталось лишь обоняние, но и его быстро захлестывала едкая, сухая, безжизненная вонь, которая забивала ноздри, сжимала горло и заливала легкие, грозя их разорвать…

Он снова находился в гостиной домика. Несколько язычков пламени все еще беспокойно поднимались из золы — единственного, что осталось от недавнего яркого огня. Симна ибн Синд полусидел в своем кресле в состоянии алкогольного оцепенения. Однако кот уже не лежал, вытянувшись от стены к стене, а свернулся в черный меховой клубок и, постанывая, дергался во сне.

— Это пройдет.

Посмотрев вниз, Эхомба увидел, как овчарка наблюдает за более крупным зверем. Она обернулась, и ее теплые карие глаза встретились с его глазами.

— Большой кот был в твоем сне. Так иногда случается. Сны похожи на дым. Если в сонном пространстве оказывается больше одного сна, то они иногда сливаются и снятся одновременно. К подобным сновидениям этот кот не привык, но когда он проснется, он, возможно, ничего и не вспомнит. — Колдунья внимательно поглядела на него. — Ты, однако, все помнишь.

— Да, помню, — признался пастух. — Хотя не понимаю.

— Ты просил меня показать, что тебя ждет. Я выполнила твою просьбу. Я была с тобой, а ты со мной. Наблюдая. Воспринимая, стараясь понять. — Встав и пройдя вперед, овчарка подняла лапу и положила ее на его голое бедро. — Ты обречен на непрестанные страдания, твои поиски закончатся неудачей, а остаток твоей жизни превратится в холодную пустоту. Если только ты сейчас же все это не прекратишь. Возвращайся домой, в свою деревню, к своей семье. Пока не поздно. Пока ты еще жив. — Лапа соскользнула с его ноги.

Эхомба, чувствуя спиной тепло камина, отвел взгляд и стал думать над словами собаки. Он вспомнил другую провидицу, которая ходила не на четырех ногах, а на двух. Другую женщину, но не собаку. Роили и Раэль, которые сказали ему одни и те же слова…

— Я не могу повернуть назад. Во всяком случае, пока не выполню обещания, данного умирающему человеку. Я добровольно взял на себя это обязательство, и сколько бы прорицателей и пророков ни повторяли мне то же самое смертельное заклинание, я доведу дело до конца,